Собрал сыновей чистое поле натянули луки у старшего

Добавил пользователь Дмитрий К.
Обновлено: 21.09.2024

Погоревал царь Берендей и скоро утешился. А Иванцаревич женился на Елене Прекрасной, и стали они жить-поживать да горя не знать.

ЦАРЕВНА ЛЯГУШКА

СИВКА-БУРКА

ЛИСА ТОПИТ КУВШИН

Лисица пришла в деревню и попала в один дом, где никого не было. Лиса нашла там кувшин с маслом. Кувшин был с высоким горлышком, – как достать масло? Подошла лиса к нему и давай совать туда голову. Засунула в кувшин голову и лакомится маслом..
Вдруг приходит хозяйка, лисица бросилась вон вместе с кувшином, вытащить из него своей головы не может. Вот бежала, бежала, прибежала к реке и говорит: – Кувшин, батюшка, пошутил да уж и будет, отпусти меня. Но кувшин все на голове. Лисица опять говорит: – Вот застужу масло в проруби, да и разобью тебя. Подошла она к проруби и сунула в нее голову с кувшином.
Кувшин был большой и тяжелый, быстро пошел на дно, а вместе с ним и лисица утонула.

ЛИСА-ПЛАЧЕЯ

Жили-были старик да старушка. Старушка померла. Жалко старику старушку. Пошел он искать плачею. Идет, а навстречу ему медведь: – Куда, старик, пошел? – Плачею искать, старушка померла. – Возьми меня! Старик спрашивает: – Умеешь ли плакать? Медведь и заревел: – Ах ты, моя родимая бабушка! Как тебя жалко! Старик говорит: – Не умеешь, медведь, плакать, не надо, да и голос не хорош! Пошел дальше. Шел-шел и повстречал волка. – Куда, старик, пошел? – Плачею искать, по старушке плакать. – Возьми меня! – А плакать умеешь? – Умею: у старика была старуха, он ее не любил! – Нет, не умеешь ты плакать, не надо! И пошел дальше. Шел-шел, а навстречу лиса бежит: – Куда, старик, пошел? – Плачею искать, старушка померла. – Возьми, дедушка, меня! – Умеешь ли ты плакать? Лиса и заплакала, запричитала: – У ста-рич-ка бы-ла ста-руш-ка. По-у-тру ра-но вста-ва-ла, Боль-ше прост-ня [28] пря-ла. Щи, ка-шу ва-ри-ла, Ста-ри-ка кор-ми-ла! – Хорошо, – говорит старик, – ты мастерица плакать!
Привел лису домой, посадил у старухи в ногах и заставил плакать, а сам пошел гроб строить.
Пока старик ходил да воротился, а в избе нет ни старухи, ни лисицы. Лисица давно убежала, а от старухи одни кости остались. Поплакал, поплакал старик и стал жить один.

СНЕГУРУШКА И ЛИСА

Жил да был старик со старухой. У них была внучка Снегурушка.
Пошла она летом с подружками по ягоды. Ходят по лесу, собирают ягоды. Деревцо за деревцо, кустик за кустик. И отстала Снегурушка от подруг.
Они аукали ее, аукали, но Снегурушка не слыхала. Уже стало темно, подружки пошли домой.
Снегурушка как увидела, что осталась одна, влезла на дерево и стала горько плакать да припевать: Ау! Ау! Снегурушка, Ау! Ау! голубушка! У дедушки, у бабушки Была внучка Снегурушка; Ее подружки в лес заманили, Заманивши – покинули. Идет медведь и спрашивает: – О чем ты, Снегурушка, плачешь?
– Как мне, батюшка-медведушка, не плакать? Я одна у дедушки, у бабушки внучка Снегурушка. Меня подружки в лес заманили, заманивши – покинули. – Сойди, я тебя отнесу домой. – Нет. Я тебя боюсь, ты меня съешь! Медведь ушел от нее. Она опять заплакала, заприпевала: Ау! Ау! Снегурушка, Ау! Ау! голубушка! Идет волк: – О чем ты, Снегурушка, плачешь?
– Как мне, серый волк, не плакать, меня подружки в лес заманили, заманивши – покинули. – Сойди, я тебя отнесу домой. – Нет. Ты меня съешь! Волк ушел, а Снегурушка опять заплакала, заприпевала: Ау! Ау! Снегурушка, Ау! Ау! голубушка! Идет лисица: – Чего ты, Снегурушка, плачешь?
– Как мне, лиса Олисава, не плакать? Меня подружки в лес заманили, заманивши – покинули. – Сойди, я тебя отнесу.
Снегурушка сошла, села на спину к лисице, и та помчалась с нею. Прибежала к дому и стала хвостом стучаться в калитку. – Кто там? Лиса отвечает: – Я принесла вашу внучку Снегурушку!
– Ах ты, наша милая, дорогая лиса Олисава! Войди к нам в избу. Где нам тебя посадить? Чем нам тебя угостить?
Принесли молока, яиц, творогу и стали лисицу потчевать за ее услугу. А потом простились и дали ей на дорогу еще курочку.

МЕДВЕДЬ И ТРИ СЕСТРЫ

Жил-был старик. У него было три дочери. Поехал он в лес дрова рубить и говорит: – Вы, дочки, хлеба напеките, мне обед принесите! – А где нам тебя найти, тятенька? – Я поеду да буду на дорогу стружки кидать.
Вот едет старик, стружечки стружит и на дорогу кидает. А медведь стружки на свою тропу и перетаскал. Дочери приготовили обед и посылают младшую сестру: – Поди отнеси батюшке обед!
Взяла она обед, пошла. Идет, идет по стружечкам и к медведю в избу пришла.
– Здравствуй, красная девица! – говорит ей медведь. – Я тебя давно жду! Отец вечером приехал из лесу и говорит: – Что вы, дочки, мне обед не принесли? – Мы младшую сестрицу послали, ушла и домой не воротилась. На другой день отец опять поехал в лес дрова рубить: – Дочки-умницы, в лес ко мне придите, обед принесите! – Батюшка родной, обед-то мы принесем, да где там тебя найдем? – Я поеду и буду на тропинку стружки кидать.
Едет старик, стружки стружит да на тропинку кидает. А медведь опять перетаскал стружки на свою тропу. Понесла обед отцу средняя дочь и по стружкам пришла к медведю в избу.
– Здравствуй, красная девица, – говорит ей медведь, – я тебя давно жду. Отец вечером приехал домой: – Что же вы мне обед не принесли? – Мы среднюю сестрицу послали, ушла и домой не воротилась.
На третий день отец поехал в лес. Едет, стружки на дорогу бросает. А медведь их на свою тропу перетаскивает. Понесла обед отцу старшая дочь и по стружкам пришла к медведю в избу. – Здравствуй, красная девица, я тебя давно ждал…
Вот живут все три сестры у медведя и не знают, как выйти, как домой вернуться. Думали-думали, старшая сестра и говорит медведю: – Мишенька, снеси тятеньке гостинцы! Я пирогов напеку.
Вышел медведь из избы, а она посадила младшую сестру в мешок и подает его медведю, а сама говорит: – Смотри, Мишенька, не ешь дорогой пирогов, снеси все родителю. Потащил медведь мешок. Нес, нес, устал, есть захотел и говорит: Сесть было мне на пенечек, Съесть было пирожочек! А младшая сестра из мешка ему: Не садись, Мишенька, на пенечек, Не ешь пирожочек, Неси батюшке, Неси матушке. – Эх! Как далеко видит! – говорит медведь и не стал отдыхать.
Подошел к деревне. Собаки встретили его и давай кусать. Медведь бросил мешок и бросился бежать.
На другой день старшая сестра посадила в корзину среднюю сестру и говорит: – Мишенька, снеси в деревню батюшке с матушкой гостинцы!
Медведь унес и среднюю сестру. На третий день старшая сестра опять просит медведя:
– Мишенька, снеси еще батюшке с матушкой гостинцы! Я корзину пирогов напекла.
Вышел медведь из избы, а она нарядила ступу в платье, сама села в корзину. Сидит.
Пришел медведь. Поднял корзину на плечи и понес. Шел-шел, устал, есть захотел и говорит: Сесть было мне на пенечек, Съесть было пирожочек! А она ему из корзины: Вижу, вижу, Мишенька! Не садись на пенечек, Не ешь пирожочек. Неси батюшке, Неси матушке. – Эх, как далеко видит! – рассердился медведь.
Схватил корзину и потащил в деревню. Кинулись на него у деревни собаки, стали лаять да кусать. Кинул медведь корзину и побежал в лес.

В старые годы у одного царя было три сына. Вот, когда сыновья стали на возрасте, царь собрал их и говорит:
- Сынки, мои любезные, покуда я ещё не стар, мне охота бы вас женить, посмотреть на ваших деточек, на моих внучат.
Сыновья отцу отвечают:
- Так что ж, батюшка, благослови. На ком тебе желательно нас женить?
- Вот что, сынки, возьмите по стреле, выходите в чистое поле и стреляйте: куда стрелы упадут, там и судьба ваша.
Сыновья поклонились отцу, взяли по стреле, вышли в чистое поле, натянули луки и выстрелили.
У старшего сына стрела упала на боярский двор, подняла стрелу боярская дочь. У среднего сына упала стрела на широкий купеческий двор, подняла её купеческая дочь.
А у младшего сына, Ивана-царевича, стрела поднялась и улетела сам не знает куда. Вот он шёл, шёл, дошёл до болота, видит - сидит лягушка, подхватила его стрелу. Иван-царевич говорит ей:
- Лягушка, лягушка, отдай мою стрелу. А лягушка ему отвечает:
- Возьми меня замуж!
- Что ты, как Я возьму себе в жёны лягушку?
- Бери, знать, судьба твоя такая.
Закручинился Иван-царевич. Делать нечего, взял лягушку, принес домой. Царь сыграл три свадьбы: старшего сына женил на боярской дочери, среднего - на купеческой, а несчастного Ивана-царевича - на лягушке. Вот царь позвал сыновей:
- Хочу посмотреть, которая из ваших жён лучшая рукодельница. Пускай сошьют мне к завтрему по рубашке.
Сыновья поклонились отцу и пошли. Иван-царевич приходит домой, сел и голову повесил. Лягушка, по полу скачет, спрашивает его:
- Что, Иван-царевич, голову повесил? Или горе какое?
- Батюшка, велел тебе к завтрему рубашку сшить. Лягушка отвечает:
- Не тужи, Иван-царевич, ложись лучше спать, утро вечера мудренее.
Иван-царевич лег спать, а лягушка, прыгнула на крыльцо, сбросила с себя лягушечью кожу и обернулась Василисой Премудрой, такой красавицей, что и в сказке, не расскажешь.
Василиса Премудрая ударила в ладоши и крикнула:
- Мамки, няньки, собирайтесь, снаряжайтесь! Сшейте мне к утру такую рубашку, какую видела я у моего родного батюшки.
Иван-царевич утром проснулся, лягушка, опять по полу скачет, а уж рубашка лежит на столе, завернута в полотенце. Обрадовался Иван-царевич, взял рубашку, понес к отцу. Царь в это время принимал дары от больших сыновей. Старший сын развернул рубашку, царь принял её и сказал:
- Эту рубашку, в черной избе носить. Средний сын развернул рубашку, царь сказал:
- В ней только, в баню ходить.
Иван-царевич развернул рубашку, изукрашенную златом-серебром, хитрыми узорами. Царь только взглянул:
-Ну, вот это рубашка - в праздник её надевать. Пошли братья по домам - те двое - и судят между собой:
- Нет, видно, мы напрасно смеялись над женой Ивана-царевича: она не лягушка, а какая-нибудь хитра. Царь опять позвал сыновей:
- Пускай ваши жёны испекут мне к завтрему хлеб. Хочу узнать, которая лучше стряпает.
Иван-царевич голову повесил, пришёл домой. Лягушка, его спрашивает:
- Что закручинился? Он отвечает:
- Надо к завтрему испечь царю хлеб.
- Не тужи, Иван-царевич, лучше ложись спать, утро вечера мудренеё.
А те невестки, сперва-то смеялись над лягушкой, а теперь послали одну бабушку-задворенку, посмотреть, как лягушка будет печь хлеб.
Лягушка хитра, она это смекнула. Замесила квашню; печь сверху разломала да прямо туда, в дыру, всю квашню и опрокинула. Бабушка-задворенка прибежала к царским невесткам; все рассказала, и те так же стали делать.
А лягушка прыгнула на крыльцо, обернулась Василисой Премудрой, ударила в ладоши:
- Мамки, няньки, собирайтесь, снаряжайтесь! Испеките мне к утру мягкий белый хлеб, какой я у моего родного батюшки ела.
Иван-царевич утром проснулся, а уж на столе лежит хлеб, изукрашен разными хитростями: по бокам узоры печатные, сверху города с заставами.
Иван-царевич обрадовался, завернул хлеб в ширинку, понес к отцу. А царь в то время принимал хлебы от боль-ших сыновей. Их жены-то поспускали тесто в печь, как им бабушка-задворенка сказала, и вышла у них одна горелая грязь. Царь принял хлеб от старшего сына, посмотрел и отослал в людскую. Принял от среднего сына и туда же отослал. А как подал Иван-царевич, царь сказал:
- Вот это хлеб, только, в праздник его есть. И приказал царь трем своим сыновьям, чтобы завтра явились к нему на пир вместе с жёнами.
Опять воротился Иван-царевич домой невесел, ниже плеч голову повесил. Лягушка, по полу скачет:
- Ква, ква, Иван-царевич, что закручинился? Или услыхал от батюшки слово неприветливое?
- Лягушка, лягушка, как мне не горевать! Батюшка наказал, чтобы я пришёл с тобой на пир, а как я, тебя людям покажу?
Лягушка отвечает:
- Не тужи, Иван-царевич, иди на пир один, а я вслед за тобой буду. Как услышишь стук да гром, не пугайся. Спросят тебя, скажи: “Это моя лягушонка, в коробчонке едет”.
Иван-царевич и пошёл один. Вот старшие братья приехали с жёнами, разодетыми, разубранными, нарумяненными, насурьмленными. Стоят да над Иваном-царевичем смеются:
- Что же ты без жены пришёл? Хоть бы в платочке её принес. Где ты такую красавицу выискал? Чай, все болота исходил.
Царь с сыновьями, с невестками, с гостями сели за столы дубовые, за скатерти браные - пировать. Вдруг поднялся стук да гром, весь дворец затрёсся. Гости напугались, повскакали с мест, а Иван-царевич говорит:
- Не бойтесь, честные гости: это моя лягушонка, в коробчонке приехала.
Подлетела к царскому крыльцу золоченая карета о шести белых лошадях, и выходит оттуда Василиса Премудрая: на лазоревом платье - частые звезды, на голове - месяц ясный, такая красавица - ни вздумать, ни взгадать, только, в сказке сказать. Берёт она Ивана-царевича за руку и ведёт за столы дубовые, за скатерти браные.
Стали гости есть, пить, веселиться. Василиса Премудрая испила из стакана да последки себе за левый рукав вылила. Закусила лебедем да косточки, за правый рукав бросила.
Жёны больших-то царевичей увидали её хитрости и давай то же делать.
Попили, поели, настал черед плясать. Василиса Премудрая подхватила Ивана-царевича и пошла. Уж она плясала, плясала, вертелась, вертелась - всем на диво. Махнула левым рукавом - вдруг сделалось озеро, махнула правым рукавом - поплыли по озеру белые лебеди. Царь и гости диву дались.
А старшие невестки пошли плясать: махнули рукавом - только гостей забрызгали, махнули другим - только кости разлетелись, одна кость царю в глаз попала. Царь рассердился и прогнал обеих невесток.
В ту пору Иван-царевич отлучился потихоньку, побежал домой, нашёл там лягушечью кожу и бросил её в печь, сжёг на огне.
Василиса Премудрая возвращается домой, хватилась - нет лягушечьей кожи. Села она на лавку, запечалилась, приуныла и говорит Ивану-царевичу:
- Ах, Иван-царевич, что же ты наделал! Если бы ты ещё только три дня подождал, я бы вечно твоей была. А теперь прощай. Ищи меня за тридевять земель, в тридесятом царстве, у Кощея Бессмертного.
Обернулась Василиса Премудрая серой кукушкой и улетела в окно. Иван-царевич поплакал, поплакал, поклонился на четыре стороны и пошёл куда глаза глядят - искать жену, Василису Премудрую. Шёл он близко ли, далёко ли, долго ли, коротко ли, сапоги проносил, кафтан истёр, шапчонку дождик иссёк. Попадается ему навстречу старый старичок.
- Здравствуй, добрый молодец! Что ищешь, куда путь держишь?
Иван-царевич рассказал ему про своё несчастье. Старый старичок говорит ему:
-- Эх, Иван-царевич; зачем ты лягушечью кожу спалил? Не ты её надел, не тебе её было снимать. Василиса Премудрая хитрей, мудреней своего отца уродилась. Он за то осерчал на неё и велел ей три года быть лягушкой. Ну, делать нечего, вот тебе клубок: куда он покатится, туда и ты ступай за ним смело.
Иван-царевич поблагодарил старого старичка и пошёл за клубочком. Клубок катится, он за ним идет. В чистом поле попадается ему медведь. Иван-царевич нацелился, хочет убить зверя. А медведь говорит ему человеческим голосом:
- Не бей меня, Иван царевич, когда-нибудь тебе пригожусь.
Иван-царевич пожалел медведя, не стал его стрелять, пошёл дальше. Глядь, летит над ним селезень. Он нацелился, а селезень говорит ему человеческим голосом:
- Не бей меня, Иван-царевич! Я тебе пригожусь, Он пожалел селезня и пошёл дальше. Бежит косой заяц. Иван-царевич опять спохватился, хочет в него стрелять, а заяц говорит человеческим голосом:
- Не убивай меня, Иван-царевич, я тебе пригожусь. Пожалел он зайца, пошёл дальше. Подходит к синему морю и видит - на берегу, на песке, лежит щука, едва дышит и говорит ему:
- Ах, Иван-царевич, пожалей меня, брось в синее море!
Он бросил щуку в море, пошёл дальше берегом. Долго ли, коротко ли, прикатился клубочек к лесу. Там стоит избушка на курьих ножках, кругом себя поворачивается.
- Избушка, избушка, стань по-старому, как мать поставила: к лесу задом, ко мне передом.
Избушка повернулась к нему передом, к лесу задом. Иван-царевич взошёл в неё и видит - на печи, на девятом кирпичи, лежит Баба-яга, костяная нога, зубы - на полке, а нос в потолок врос.
- Зачем, добрый молодец, ко мне пожаловал? - говорит ему Баба-яга. - Дело пытаешь или от дела лытаешь?
Иван-царевич ей отвечает:
- Ах ты, старая хрычовка, ты бы меня прежде напоила, накормила, в бане выпарила, тогда бы и спрашивала.
Баба-яга его в бане выпарила, напоила, накормила, в постель уложила, и Иван-царевич рассказал ей, что ищет свою жену, Василису Премудрую.
- Знаю, знаю, - говорит ему Баба-яга, - твоя жена теперь у Кощея Бессмертного. Трудно её будет достать, нелегко с Кощеем сладить: его смерть на конце иглы, та игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, тот заяц сидит в каменном сундуке, а сундук стоит на высоком дубу, и тот дуб Кощей Бессмертный, как свой глаз, бережёт. Иван-царевич у Бабы-яги переночевал, и наутро она ему указала, где растет высокий дуб. Долго ли, коротко ли, дошёл туда Иван-царевич, видит - стоит, шумит высокий дуб, на нем казённый сундук, а достать его трудно.
Вдруг, откуда ни взялся, прибежал медведь и выворотил дуб с корнем. Сундук упал и разбился. Из сундука выскочил заяц - и наутек во всю прыть. А за ним другой заяц гонится, нагнал и в клочки.разорвал. А из зайца вылетела утка, поднялась высоко, под самое небо. Глядь, на неё селезень кинулся, как ударит её - утка яйцо выронила, упало яйцо в синее море.
Тут Иван-царевич залился горькими слезами - где же в море яйцо найти! Вдруг подплывает к берегу щука и держит яйцо в зубах. Иван-царевич разбил яйцо, достал иголку и давай у неё конец ломать. Он ломает, а Кощей Бессмертный бьется, мечется. Сколько ни бился, ни метался Кощей, сломал Иван-царевич у иглы конец, пришлось Кощею помереть.Иван-царевич пошёл в Кощеевы палаты белокаменные. Выбежала к нему Василиса Премудрая, поцеловала его в сахарные уста. Иван-царевич с Василисой Премудрой воротились домой и жили долго и счастливо до глубокой старости.

• Конкурсы
• Видеообзоры
• Хит-парады игрушек
• Тесты детям
• Тесты родителям
• Родителям на заметку
• Мастер-классы
• Развитие
• Открытки

Обращаем ваше внимание - при частичном или полном использовании материалов сайта активная ссылка на источник обязательна!

Вста­рые годы у одного царя было три сына. Вот когда сыно­вья стали на воз­расте, царь собрал их и говорит:

– Сынки мои любез­ные, покуда я еще не стар, мне охота бы вас женить, посмот­реть на ваших дето­чек, на моих внучат.

Сыно­вья отцу отвечают:

– Так что ж, батюшка, бла­го­слови. На ком тебе жела­тельно нас женить?

– Вот что, сынки, возь­мите по стреле, выхо­дите в чистое поле и стре­ляйте: куда стрелы упа­дут, там и судьба ваша.

Сыно­вья покло­ни­лись отцу, взяли по стреле, вышли в чистое поле, натя­нули луки и выстрелили.

У стар­шего сына стрела упала на бояр­ский двор, под­няла стрелу бояр­ская дочь. У сред­него сына упала стрела на широ­кий купе­че­ский двор, под­няла ее купе­че­ская дочь.

А у млад­шего сына, Ивана-царе­вича, стрела под­ня­лась и уле­тела сам не знает куда.

Вот он шел, шел, дошел до болота, видит – сидит лягушка, под­хва­тила его стрелу. Иван-царе­вич гово­рит ей:

– Лягушка, лягушка, отдай мою стрелу.

А лягушка ему отвечает:

– Возьми меня замуж!

– Что ты, как я возьму себе в жены лягушку?

– Бери, знать, судьба твоя такая.

Закру­чи­нился Иван-царе­вич. Делать нечего, взял лягушку, при­нес домой.

Царь сыг­рал три сва­дьбы: стар­шего сына женил на бояр­ской дочери, сред­него – на купе­че­ской, а несчаст­ного Ивана-царе­вича – на лягушке.

Вот царь позвал сыновей:

– Хочу посмот­реть, кото­рая из ваших жен луч­шая руко­дель­ница. Пус­кай сошьют мне к зав­трему по рубашке.

Сыно­вья покло­ни­лись отцу и пошли. Иван-царе­вич при­хо­дит домой, сел и голову пове­сил. Лягушка по полу ска­чет, спра­ши­вает его:

– Что, Иван-царе­вич, голову пове­сил? Или горе какое?

– Батюшка велел тебе к зав­трему рубашку ему сшить.

– Не тужи, Иван-царе­вич, ложись лучше спать, утро вечера мудренее.

Иван-царе­вич лег спать, а лягушка прыг­нула на крыльцо, сбро­сила с себя лягу­ше­чью кожу и обер­ну­лась Васи­ли­сой Пре­муд­рой, такой кра­са­ви­цей, что и в сказке не расскажешь.

Васи­лиса Пре­муд­рая уда­рила в ладоши и крикнула:

– Мамки, няньки, соби­рай­тесь, сна­ря­жай­тесь! Сшейте мне к утру такую рубашку, какую видела я у моего род­ного батюшки.

Иван-царе­вич утром проснулся, лягушка опять по полу ска­чет, а уж рубашка лежит на столе, завер­нута в полотенце.

Обра­до­вался Иван-царе­вич, взял рубашку, понес к отцу. Царь в это время при­ни­мал дары от боль­ших сыно­вей. Стар­ший сын раз­вер­нул рубашку, царь при­нял ее и сказал:

– Эту рубашку в чер­ной избе носить.

Сред­ний сын раз­вер­нул рубашку, царь сказал:

– В ней только в баню ходить.

Иван-царе­вич раз­вер­нул рубашку, изу­кра­шен­ную зла­том-сереб­ром, хит­рыми узо­рами. Царь только взглянул:

– Ну, вот это рубашка – в празд­ник ее надевать.

Пошли бра­тья по домам – те двое – и судят между собой:

– Нет, видно, мы напрасно сме­я­лись над женой Ивана-царе­вича: она не лягушка, а какая-нибудь хитра.

Царь опять позвал сыновей:

– Пус­кай ваши жены испе­кут мне к зав­трему хлеб. Хочу узнать, кото­рая лучше стряпает.

Иван-царе­вич голову пове­сил, при­шел домой. Лягушка его спрашивает:

– Надо к зав­трему испечь царю хлеб.

– Не тужи, Иван-царе­вич, лучше ложись спать, утро вечера мудренее.

А те невестки сперва-то сме­я­лись над лягуш­кой, а теперь послали одну бабушку-задво­ренку посмот­реть, как лягушка будет печь хлеб.

Лягушка хитра, она это смек­нула. Заме­сила квашню, печь сверху раз­ло­мала да прямо туда, в дыру, всю квашню и опро­ки­нула. Бабушка-задво­ренка при­бе­жала к цар­ским невест­кам, все рас­ска­зала, и те так же стали делать.

А лягушка прыг­нула на крыльцо, обер­ну­лась Васи­ли­сой Пре­муд­рой, уда­рила в ладоши:

– Мамки, няньки, соби­рай­тесь, сна­ря­жай­тесь! Испе­ките мне к утру мяг­кий белый хлеб, какой я у моего род­ного батюшки ела.

Иван-царе­вич утром проснулся, а уж на столе лежит хлеб, изу­кра­шен раз­ными хит­ро­стями: по бокам узоры печат­ные, сверху города с заставами.

Иван-царе­вич обра­до­вался, завер­нул хлеб в ширинку, понес к отцу. А царь в то время при­ни­мал хлебы от боль­ших сыно­вей. Их жены-то поспус­кали тесто в печь, как им бабушка-задво­ренка ска­зала, и вышла у них одна горе­лая грязь. Царь при­нял хлеб от стар­шего сына, посмот­рел и ото­слал в люд­скую. При­нял от сред­него и туда же ото­слал. А как подал Иван-царе­вич, царь сказал:

– Вот это хлеб, только в празд­ник его есть.

И при­ка­зал царь трем своим сыно­вьям, чтобы зав­тра яви­лись к нему на пир вме­сте с женами.

Опять воро­тился Иван-царе­вич домой неве­сел, ниже плеч голову пове­сил. Лягушка по полу скачет:

– Ква, ква, Иван-царе­вич, что закру­чи­нился? Или услы­хал от батюшки слово неприветливое?

– Лягушка, лягушка, как мне не горе­вать! Батюшка нака­зал, чтобы я при­шел с тобой на пир, а как я тебя людям покажу?

Иван-царе­вич и пошел один.

Вот стар­шие бра­тья при­е­хали с женами, разо­де­тыми, раз­уб­ран­ными, нару­мя­нен­ными, насурьм­лен­ными. Стоят да над Ива­ном-царе­ви­чем смеются:

– Что же ты без жены при­шел? Хоть бы в пла­точке ее при­нес. Где ты такую кра­са­вицу выис­кал? Чай, все болота исходил.

Царь с сыно­вьями, с невест­ками, с гостями сели за столы дубо­вые, за ска­терти бра­ные – пиро­вать. Вдруг под­нялся стук да гром, весь дво­рец затрясся. Гости напу­га­лись, повска­кали с мест, а Иван-царе­вич говорит:

– Не бой­тесь, чест­ные гости: это моя лягу­шонка в короб­чонке приехала.

Под­ле­тела к цар­скому крыльцу золо­че­ная карета о шести белых лоша­дях, и выхо­дит оттуда Васи­лиса Пре­муд­рая: на лазо­ре­вом пла­тье – частые звезды, на голове – месяц ясный, такая кра­са­вица – ни взду­мать, ни взга­дать, только в сказке ска­зать. Берет она Ивана-царе­вича за руку и ведет за столы дубо­вые, за ска­терти браные.

Стали гости есть, пить, весе­литься. Васи­лиса Пре­муд­рая испила из ста­кана да последки себе за левый рукав вылила. Заку­сила лебе­дем да косточки за пра­вый рукав бросила.

Жены боль­ших-то царе­ви­чей уви­дали ее хит­ро­сти и давай то же делать.

Попили, поели, настал черед пля­сать. Васи­лиса Пре­муд­рая под­хва­тила Ивана-царе­вича и пошла. Уж она пля­сала, пля­сала, вер­те­лась, вер­те­лась – всем на диво. Мах­нула левым рука­вом – вдруг сде­ла­лось озеро, мах­нула пра­вым рука­вом – поплыли по озеру белые лебеди. Царь и гости диву дались.

А стар­шие невестки пошли пля­сать: мах­нули рука­вом – только гостей забрыз­гали, мах­нули дру­гим – только кости раз­ле­те­лись, одна кость царю в глаз попала. Царь рас­сер­дился и про­гнал обеих невесток.

В ту пору Иван-царе­вич отлу­чился поти­хоньку, побе­жал домой, нашел там лягу­ше­чью кожу и бро­сил ее в печь, сжег на огне.

Васи­лиса Пре­муд­рая воз­вра­ща­ется домой, хва­ти­лась – нет лягу­ше­чьей кожи. Села она на лавку, запе­ча­ли­лась, при­уныла и гово­рит Ивану-царевичу:

– Ах, Иван-царе­вич, что же ты наде­лал! Если бы ты еще только три дня подо­ждал, я бы вечно твоей была. А теперь про­щай. Ищи меня за три­де­вять земель, в три­де­ся­том цар­стве, у Кощея Бессмертного…

Обер­ну­лась Васи­лиса Пре­муд­рая серой кукуш­кой и уле­тела в окно. Иван-царе­вич попла­кал, попла­кал, покло­нился на четыре сто­роны и пошел куда глаза гля­дят – искать жену, Васи­лису Пре­муд­рую. Шел он близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли, сапоги про­но­сил, каф­тан истер, шап­чонку дож­дик иссек. Попа­да­ется ему навстречу ста­рый старичок:

– Здрав­ствуй, доб­рый моло­дец! Что ищешь, куда путь держишь?

Иван-царе­вич рас­ска­зал ему про свое несча­стье. Ста­рый ста­ри­чок гово­рит ему:

– Эх, Иван-царе­вич, зачем ты лягу­ше­чью кожу спа­лил? Не ты ее надел, не тебе ее было сни­мать. Васи­лиса Пре­муд­рая хит­рей, муд­ре­ней сво­его отца уро­ди­лась. Он за то осер­чал на нее и велел ей три года быть лягуш­кой. Ну, делать нечего, вот тебе клу­бок: куда он пока­тится, туда и ты сту­пай за ним смело.

Иван-царе­вич побла­го­да­рил ста­рого ста­ричка и пошел за клу­боч­ком. Клу­бок катится, он за ним идет.

В чистом поле попа­да­ется ему мед­ведь. Иван-царе­вич наце­лился, хочет убить зверя. А мед­ведь гово­рит ему чело­ве­че­ским голосом:

– Не бей меня, Иван-царе­вич, когда-нибудь тебе пригожусь.

Иван-царе­вич пожа­лел мед­ведя, не стал его стре­лять, пошел дальше.

Глядь, летит над ним селе­зень. Он наце­лился, а селе­зень гово­рит ему чело­ве­че­ским голосом:

– Не бей меня, Иван-царе­вич! Я тебе пригожусь.

Он пожа­лел селезня и пошел дальше.

Бежит косой заяц. Иван-царе­вич опять спо­хва­тился, хочет в него стре­лять, а заяц гово­рит чело­ве­че­ским голосом:

– Не уби­вай меня, Иван-царе­вич, я тебе пригожусь.

Пожа­лел он зайца, пошел дальше. Под­хо­дит к синему морю и видит: на берегу, на песке, лежит щука, едва дышит и гово­рит ему:

– Ах, Иван-царе­вич, пожа­лей меня, брось в синее море!

Он бро­сил щуку в море, пошел дальше берегом.

Долго ли, коротко ли, при­ка­тился клу­бо­чек к лесу. Там стоит избушка на курьих нож­ках, кру­гом себя поворачивается.

– Избушка, избушка, стань по-ста­рому, как мать поста­вила: к лесу задом, ко мне передом.

Избушка повер­ну­лась к нему пере­дом, к лесу задом. Иван-царе­вич взо­шел в нее и видит: на печи, на девя­том кир­пиче, лежит Баба-яга костя­ная нога, зубы – на полке, а нос в пото­лок врос.

– Зачем, доб­рый моло­дец, ко мне пожа­ло­вал? – гово­рит ему Баба-яга. – Дело пыта­ешь или от дела лытаешь?

Иван-царе­вич ей отвечает:

– Ах ты, ста­рая хры­човка, ты бы меня прежде напо­ила, накор­мила, в бане выпа­рила, тогда бы и спрашивала.

Баба-яга его в бане выпа­рила, напо­ила, накор­мила, в постель уло­жила, и Иван-царе­вич рас­ска­зал ей, что ищет свою жену, Васи­лису Премудрую.

– Знаю, знаю, – гово­рит ему Баба-яга, – твоя жена теперь у Кощея Бес­смерт­ного. Трудно ее будет достать, нелегко с Кощеем сла­дить: его смерть на конце иглы, та игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, тот заяц сидит в камен­ном сун­дуке, а сун­дук стоит на высо­ком дубу, и тот дуб Кощей Бес­смерт­ный как свой глаз бережет.

Иван-царе­вич у Бабы-яги пере­но­че­вал, и наутро она ему ука­зала, где рас­тет высо­кий дуб.

Долго ли, коротко ли, дошел туда Иван-царе­вич, видит: стоит, шумит высо­кий дуб, на нем камен­ный сун­дук, а достать его трудно.

Вдруг, откуда ни взялся, при­бе­жал мед­ведь и выво­ро­тил дуб с кор­нем. Сун­дук упал и раз­бился. Из сун­дука выско­чил заяц – и нау­тек во всю прыть. А за ним дру­гой заяц гонится, нагнал и в клочки разо­рвал. А из зайца выле­тела утка, под­ня­лась высоко, под самое небо. Глядь, на нее селе­зень кинулся, как уда­рит ее – утка яйцо выро­нила, упало яйцо в синее море.

Тут Иван-царе­вич залился горь­кими сле­зами – где же в море яйцо найти.

Вдруг под­плы­вает к берегу щука и дер­жит яйцо в зубах. Иван-царе­вич раз­бил яйцо, достал иголку и давай у нее конец ломать. Он ломает, а Кощей Бес­смерт­ный бьется, мечется. Сколько ни бился, ни метался Кощей – сло­мал Иван-царе­вич у иглы конец, при­шлось Кощею помереть.

Иван-царе­вич пошел в Коще­евы палаты бело­ка­мен­ные. Выбе­жала к нему Васи­лиса Пре­муд­рая, поце­ло­вала его в сахар­ные уста.

Иван-царе­вич с Васи­ли­сой Пре­муд­рой воро­ти­лись домой и жили долго и счаст­ливо до глу­бо­кой старости.

В старые годы у одного царя было три сына. Когда сыновья повзрослели, царь собрал их и говорит:
Сынки мои любезные, покуда я еще не стар, мне охота бы вас женить, посмотреть на ваших деточек, на моих внучат.
Сыновья отцу отвечают:
— Так что ж, батюшка, благослови. На ком тебе желательно нас женить?
— Вот что, сынки, возьмите по стреле, выходите в чистое поле и стреляйте: куда стрелы упадут, там и судьба ваша. Сыновья поклонились отцу, взяли по стреле, вышли в чистое поле, натянули луки и выстрелили.
У старшего сына стрела упала на боярский двор, подняла стрелу боярс- кая дочь. У среднего сына упала стрела на широкий купеческий двор, подняла ее купеческая дочь.
А у младшего сына, Ивана-царевича, стрела поднялась и улетела сам не знает куда. Вот он шел, шел, дошел до болота, видит — сидит лягушка, подхватила его стрелу. Иван-царевич говорит ей:

— Лягушка, лягушка, отдай мою стрелу.
А лягушка ему отвечает:
— Возьми меня замуж!
— Что ты, как я возьму в жёны лягушку?
— Бери, знать судьба твоя такая.
Закручинился Иван-царевич. Делать нечего, взял лягушку, принес домой.
Царь сыграл три свадьбы: старшего сына женил на боярской дочери, средне- го — на купеческой, а несчастного Ивана-царевича — на лягушке.
Вот царь позвал сыновей:
— Хочу посмотреть, которая из ваших жен лучшая рукодельница. Пускай сошьют мне к завтрему по рубашке.
Сыновья поклонились отцу и пошли.
Иван-царевич приходит домой, сел и голову повесил. Лягушка по полу скачет, спрашивает его:
— Что, Иван-царевич, голову повесил? Или горе какое?
— Батюшка велел тебе к завтрему рубашку ему сшить. Лягушка отвечает:
— Не тужи, Иван-царевич, ложись лучше спать, утро вечера мудренее. Иван-царевич лег спать, а лягушка прыгнула на крыльцо, сбросила с се- бя лягушачью кожу и обернулась Василисой Прекрасной, такой красавицей, что и в сказке не расскажешь.
Василиса Прекрасная ударила в ладоши и крикнула:
— Мамки, няньки, собирайтесь, снаряжайтесь! Сшейте мне к утру такую рубашку, какую видела я у моего родного батюшки.

Иван-царевич утром проснулся, лягушка опять по полу скачет, а рубашка уж лежит на столе, завернута в полотенце. Обрадовался Иван-царевич, взял рубашку, понес к отцу. Царь в это время принимал дары от больших сыно- вей. Старший сын развернул рубашку, царь принял ее и сказал:
— Эту рубашку в черной избе носить.
Средний сын развернул рубашку, царь сказал:
— В ней только в баню ходить. Иван-царевич развернул рубашку изукрашенную златом, серебром, хитрыми узорами.
Царь только взглянул:
— Ну, вот это рубашка — в праздник ее надевать. Пошли братья по домам, а старший с младшим судят между собой.
— Нет, видно, мы напрасно смеялись над женой Ивана-царевича: она не лягушка, а какая-нибудь колдунья.
Царь опять позвал сыновей.
— Пускай ваши жены испекут мне к завтрему хлеб. Хочу узнать, которая лучше стряпает.
Иван-царевич голову повесил, пришел домой. Лягушка его спрашивает:
— Что закручинился?
Он отвечает:
— Надо к завтрему испечь царю хлеб.
— Не тужи, Иван-царевич, лучше ложись спать, утро вечера мудренее. А те невестки сперва-то смеялись над лягушкой, а теперь послали одну бабушку-задворенку посмотреть, как лягушка будет печь хлеб.

А хитрая лягушка это смекнула. Замесила квашню, печь сверху разломала да прямо туда, в дыру, всю квашню и опрокинула. Бабушка-задворенка прибежала к царским невесткам, все рассказала, и те так же стали делать.
А лягушка прыгнула на крыльцо, обернулась Василисой Прекрасной, ударила в ладоши:
— Мамки, няньки, собирайтесь, снаряжайтесь! Испеките мне к утру мягкий белый хлеб, какой я у моего родного батюшки ела.
Иван-царевич утром проснулся, а уж на столе лежит хлеб, изукрашен разными хитростями: по бокам узоры печатные, сверху города с заставами. Иван-царевич обрадовался, завернул хлеб в ширинку, понес к отцу. А царь в то время принимал хлебы от больших сыновей. Их жены-то поспускали тесто в печь, как им бабушка-задворенка сказала, и вышла у них одна го- релая грязь. Царь принял хлеб от старшего сына, посмотрел и отослал в людскую. Принял от среднего сына и туда же отослал. А как подал Иван-ца- ревич, царь сказал:
— Вот это хлеб, только в праздник его есть.
И приказал царь трем своим сыновьям, чтобы завтра явились к нему на пир вместе с женами. Опять воротился Иван-царевич домой невесел, ниже плеч голову повесил. Лягушка по полу скачет:
— Ква, ква, Иван-царевич, что закручинился? Или услыхал от батюшки слово неприветливое?

— Лягушка, лягушка, как мне не горевать? Батюшка наказал, чтобы я пришел с тобой на пир, а как я тебя людям покажу?
Лягушка отвечает:
— Не тужи, Иван-царевич, иди на пир один, а я вслед за тобой буду. Как услышишь стук да гром, не пугайся. Спросят тебя, скажи: "Это моя лягушонка в коробчонке едет".
Иван-царевич и пошел один. Вот старшие братья приехали с женами, разодетыми, разубранными, нарумяненными, насурьмлёнными. Стоят да над Иваном-царевичем смеются:
— Что же ты без жены пришел? Хоть бы в платочке её принес. Где ты такую красавицу выискал? Чай, все болота исходил.
Царь с сыновьями, с невестками, с гостями сели за столы дубовые, за скатерти браные — пировать. Вдруг поднялся стук да гром, весь дворец затрясся. Гости напугались, повскакали с мест, а Иван-царевич говорит:
— Не бойтесь, честные гости: это моя лягушонка в коробчонке приехала.
Подлетела к царскому крыльцу золоченая карета о шести белых лошадях, и выходит оттуда Василиса Прекрасная: на лазоревом платье — частые звезды, на голове — месяц ясный, такая красавица — ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать. Берет она Ивана-царевича за руку и ведет за столы дубовые, за скатерти браные.

Стали гости есть, пить, веселиться. Василиса Прекрасная испила из стакана да последки себе за левый рукав вылила. Закусила лебедем да косточ- ки за правый рукав бросила.
Жены больших-то царевичей увидали ее хитрости и давай то же делать. Попили, поели, настал черед плясать. Василиса Премудрая подхватила Ивана-царевича и пошла. Уж она плясала, плясала, вертелась, вертелась — всем на диво. Махнула левым рукавом — вдруг сделалось озеро, махнула правым рукавом — поплыли по озеру белые лебеди. Царь и гости диву дались.
А старшие невестки пошли плясать: махнули рукавом — только гостей забрызгали; махнули другим — только кости разлетелись, одна кость царю в глаз попала. Царь рассердился и прогнал обеих невесток.
В ту пору Иван-царевич отлучился потихоньку, побежал домой, нашел там лягушачью кожу и бросил ее в печь, сжег на огне. Василиса Прекрасная возвращается домой, хватилась — нет лягушачьей кожи. Села она на лавку, запечалилась, приуныла и говорит Ивану-царевичу:

— Ах, Иван-царевич, что же ты наделал? Если бы ты еще только три дня подождал, я бы вечно твоей была. А теперь прощай. Ищи меня за тридевять земель, в тридесятом царстве, у Кощея Бессмертного… Обернулась Василиса Прекрасная серой кукушкой и улетела в окно.
Иван-царевич поплакал, поплакал, поклонился на четыре стороны и пошёл куда глаза глядят — искать жену, Василису Прекрасную. Шел он близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли, сапоги проносил, кафтан истер, шапчонку дождик иссек. Попадается ему навстречу старичок.
— Здравствуй, добрый молодец! Что ищешь, куда путь держишь?
Иван-царевич рассказал ему про свое несчастье. Старичок говорит ему:
— Эх, Иван-царевич, зачем ты лягушачью кожу спалил? Не ты её надел, не тебе ее было снимать. Василиса Премудрая хитрей, мудреней своего отца уродилась. Он за то осерчал на неё и велел ей три года быть лягушкой. Ну, делать нечего, вот тебе клубок: куда он покатится, туда и ты ступай за ним смело.

Иван-царевич поблагодарил старичка и пошел за клубочком. Клубок катится, он за ним идет. В чистом поле попадается ему медведь. Иван-царевич нацелился, хочет убить зверя. А медведь говорит ему человеческим го- лосом:
— Не бей меня, Иван-царевич, когда-нибудь тебе пригожусь.
Иван-царевич пожалел медведя, не стал его стрелять, пошел дальше. Глядь, летит над ним" селезень. Он нацелился, а селезень говорит ему человеческим голосом:
— Не бей меня, Иван-царевич, я тебе пригожусь.
Он пожалел селезня и пошел дальше. Бежит косой заяц. Иван-царевич опять спохватился, хочет в него стрелять, а заяц говорит человеческим голосом:
— Не убивай меня, Иван-царевич, я тебе пригожусь!
Пожалел он зайца, пошел дальше. Подходит к синему морю и видит — на берегу, на песке, лежит щука, едва дышит и говорит ему:
— Ах, Иван-царевич, пожалей меня, брось в синее море!
Он бросил щуку в море, пошел дальше берегом. Долго ли, коротко ли, прикатился клубочек к лесу. Там стоит избушка на курьих ножках, кругом себя поворачивается.

— Избушка, избушка, стань по-старому, как мать поставила: к лесу задом, ко мне передом. Избушка повернулась к нему передом, к лесу задом. Иван-царевич вошел в нее и видит — на печи, на девятом кирпиче, лежит бага-яга, костяная нога, зубы — на полке, а нос в потолок врос.
— Зачем, добрый молодец, ко мне пожаловал? — говорит ему баба-яга. — Дело пытаешь или от дела пытаешь? Иван-царевич ей отвечает:
— Ах ты, старая хрычовка, ты бы меня прежде накормила, напоила, в бане выпарила, тогда бы и спрашивала.
Баба-яга в бане его выпарила, напоила, накормила, в постель уложила, и Иван-царевич рассказал ей, что ищет свою жену, Василису Прекрасную.
— Знаю, знаю, — говорит ему баба-яга, — твоя жена теперь у Кощея Бессмертного. Трудно ее будет достать, нелегко с Кощеем сладить: его смерть на конце иглы, та игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, тот заяц сидит в каменном сундуке, а сундук стоит на высоком дубу, и тот дуб Кощей Бессмертный как свой глаз бережёт.

Иван-царевич у бабы-яги переночевал, и наутро она ему указала, где растет высокий дуб. Долго ли, коротко ли, дошел туда Иван-царевич, видит — стоит, шумит высокий дуб, на нем каменный сундук, а достать его трудно.
Вдруг откуда ни взялся, прибежал медведь и выворотил дуб с корнем. Сундук упал и разбился. Из сундука выскочил заяц — и наутек во всю прыть. А за ним другой заяц гонится, нагнал и в клочки разорвал. А из зайца вылетела утка, поднялась высоко, под самое небо. Глядь, на нее селезень кинулся; как ударит ее — утка яйцо выронила, упало яйцо в синее море…
Тут Иван-царевич залился горькими слезами — где же в море яйцо найти! Вдруг подплывает к берегу щука и держит яйцо в зубах. Иван-царевич разбил яйцо, достал иголку и давай у нее конец ломать. Он ломает, а Кощей Бессмертный бьется, мечется. Сколько ни бился, ни метался Кощей, сломал Иван-царевич у иглы конец, пришлось Кощею умереть.
Иван-царевич пошел в Кощеевы палаты белокаменные. Выбежала к нему Василиса Прекрасная, поцеловала его в сахарные уста. Иван-царевич с Василисой Прекрасной воротились домой и жили долго и счастливо до глубокой старости.

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь, и было у него три сына. Младшего звали Иван-царевич.

Позвал однажды царь сыновей и говорит им:

— Дети мои милые, вы теперь все на возрасте, пора вам и о невестах подумать!

— За кого же нам, батюшка, посвататься?

— А вы возьмите по стреле, натяните свои тугие луки и пустите стрелы в разные стороны. Где стрела упадет — там и сватайтесь.

Вышли братья на широкий отцовский двор, натянули свои тугие луки и выстрелили.

Пустил стрелу старший брат. Упала стрела на боярский двор, и подняла ее боярская дочь.

Пустил стрелу средний брат — полетела стрела к богатому купцу во двор. Подняла ее купеческая дочь.

Пустил стрелу Иван-царевич — полетела его стрела прямо в топкое болото, и подняла ее лягушка-квакушка…

Старшие братья как пошли искать свои стрелы, сразу их нашли: один — в боярском тереме, другой — на купеческом дворе. А Иван-царевич долго не мог найти свою стрелу. Два дня ходил он по лесам и по горам, а на третий день зашел в топкое болото. Смотрит — сидит там лягушка-квакушка, его стрелу держит.

Иван-царевич хотел было бежать и отступиться от своей находки, а лягушка и говорит:

— Ква-ква, Иван-царевич! Поди ко мне, бери свою стрелу, а меня возьми замуж.

Опечалился Иван-царевич и отвечает:

— Как же я тебя замуж возьму? Меня люди засмеют!

— Возьми, Иван-царевич, жалеть не будешь!

Подумал-подумал Иван-царевич, взял лягушку-квакушку, завернул ее в платочек и принес в свое царство-государство.

Пришли старшие братья к отцу, рассказывают, куда чья стрела попала.

Рассказал и Иван-царевич. Стали братья над ним смеяться, а отец говорит:

— Бери квакушку, ничего не поделаешь!

Вот сыграли три свадьбы, поженились царевичи: старший царевич — на боярышне, средний — на купеческой дочери, а Иван-царевич — на лягушке-квакушке.

На другой день после свадьбы призвал царь своих сыновей и говорит:

— Ну, сынки мои дорогие, теперь вы все трое женаты. Хочется мне узнать, умеют ли ваши жены хлебы печь. Пусть они к утру испекут мне по караваю хлеба.

Поклонились царевичи отцу и пошли. Воротился Иван-царевич в свои палаты невесел, ниже плеч буйну голову повесил.

— Ква-ква, Иван-царевич, — говорит лягушка-квакушка, — что ты так опечалился? Или услышал от своего отца слово неласковое?

— Как мне не печалиться! — отвечает Иван-царевич. — Приказал мой батюшка, чтобы ты сама испекла к утру каравай хлеба…

— Не тужи, Иван-царевич! Ложись-ка лучше спать-почивать: утро вечера мудренее!

Уложила квакушка царевича спать, а сама сбросила с себя лягушечью кожу и обернулась красной девицей Василисой Премудрой — такой красавицей, что ни в сказке сказать, ни пером описать!

Взяла она частые решета, мелкие сита, просеяла муку пшеничную, замесила тесто белое, испекла каравай — рыхлый да мягкий, изукрасила каравай разными узорами мудреными: по бокам — города с дворцами, садами да башнями, сверху — птицы летучие, снизу — звери рыскучие…

Утром будит квакушка Ивана-царевича:

— Пора, Иван-царевич, вставай, каравай неси!

Положила каравай на золотое блюдо, проводила Ивана-царевича к отцу.

Пришли и старшие братья, принесли свои караваи, только у них и посмотреть не на что: у боярской дочки хлеб подгорел, у купеческой — сырой да кособокий получился.

Царь сначала принял каравай у старшего царевича, взглянул на него и приказал отнести псам дворовым.

Принял у среднего, взглянул и сказал:

— Такой каравай только от большой нужды есть будешь!

Дошла очередь и до Ивана-царевича. Принял царь от него каравай и сказал:

— Вот этот хлеб только в большие праздники есть!

И тут же дал сыновьям новый приказ:

— Хочется мне знать, как умеют ваши жены рукодельничать. Возьмите шелку, золота и серебра, и пусть они своими руками за ночь выткут мне по ковру!

Вернулись старшие царевичи к своим женам, передали им царский приказ. Стали жены кликать мамушек, нянюшек и красных девушек — чтобы пособили им ткать ковры. Тотчас мамушки, нянюшки да красные девушки собрались и принялись ковры ткать да вышивать — кто серебром, кто золотом, кто шелком.

А Иван-царевич воротился домой невесел, ниже плеч буйну голову повесил.

— Ква-ква, Иван-царевич, — говорит лягушка-квакушка, — почему так печалишься? Или услышал от отца своего слово недоброе?

— Как мне не кручиниться! — отвечает Иван-царевич. — Батюшка приказал за одну ночь соткать ему ковер узорчатый!

— Не тужи, Иван-царевич! Ложись-ка лучше спать-почивать: утро вечера мудренее!

Уложила его квакушка спать, а сама сбросила с себя лягушечью кожу, обернулась красной девицей Василисой Премудрой и стала ковер ткать. Где кольнет иглой раз — цветок зацветет, где кольнет другой раз — хитрые узоры идут, где кольнет третий — птицы летят…

Солнышко еще не взошло, а ковер уж готов.

Вот пришли все три брата к царю, принесли каждый свой ковер. Царь прежде взял ковер у старшего царевича, посмотрел и молвил:

— Этим ковром только от дождя лошадей покрывать!

Принял от среднего, посмотрел и сказал:

— Только у ворот его стелить!

Принял от Ивана-царевича, взглянул и сказал:

— А вот этот ковер в моей горнице по большим праздникам расстилать!

И тут же отдал царь новый приказ, чтобы все три царевича явились к нему на пир со своими женами: хочет царь посмотреть, которая из них лучше пляшет.

Отправились царевичи к своим женам.

Пришел он домой невеселый. Спрашивает его квакушка:

— Что опять, Иван-царевич, невесел, ниже плеч буйну голову повесил? О чем запечалился?

— Как мне не печалиться! — говорит Иван-царевич. — Батюшка приказал, чтобы я тебя завтра к нему на пир привез…

— Не горюй, Иван-царевич! Ложись-ка да спи: утро вечера мудренее!

На другой день, как пришло время ехать на пир, квакушка и говорит царевичу:

Пошел Иван-царевич к царю на пир один.

А старшие братья явились во дворец со своими женами, разодетыми, разубранными. Стоят да над Иваном-царевичем посмеиваются:

— Что же ты, брат, без жены пришел? Хоть бы в платочке ее принес, дал бы нам всем послушать, как она квакает!

Вдруг поднялся стук да гром — весь дворец затрясся-зашатался. Все гости переполошились, повскакали со своих мест. А Иван-царевич говорит:

— Не бойтесь, гости дорогие! Это, видно, моя лягушонка в своей коробчонке едет!

Подбежали все к окнам и видят: бегут скороходы, скачут гонцы, а вслед за ними едет золоченая карета, тройкой гнедых коней запряжена.

Подъехала карета к крыльцу, и вышла из нее Василиса Премудрая — сама как солнце ясное светится.

Все на нее дивятся, любуются, от удивления слова вымолвить не могут.

Взяла Василиса Премудрая Ивана-царевича за руки и повела за столы дубовые, за скатерти узорчатые…

Стали гости есть, пить, веселиться.

Василиса Премудрая из кубка пьет — не допивает, остатки себе за левый рукав выливает. Лебедя жареного ест — косточки за правый рукав бросает.

Жены старших царевичей увидели это — и туда же: чего не допьют — в рукав льют, чего не доедят — в другой кладут. А к чему, зачем — того и сами не знают.

Как встали гости из-за стола, заиграла музыка, начались пляски. Пошла Василиса Премудрая плясать с Иваном-царевичем. Махнула левым рукавом — стало озеро, махнула правым — поплыли по озеру белые лебеди. Царь и все гости диву дались. А как перестала она плясать, все исчезло: и озеро и лебеди.

Пошли плясать жены старших царевичей.

Как махнули своими левыми рукавами — всех гостей забрызгали; как махнули правыми — костями-огрызками осыпали, самому царю костью чуть глаз не выбили. Рассердился царь и приказал их выгнать вон из горницы.

Когда пир был на исходе, Иван-царевич улучил минутку и побежал домой. Разыскал лягушечью кожу и спалил ее на огне.

Приехала Василиса Премудрая домой, хватилась — нет лягушечьей кожи! Бросилась она искать ее. Искала, искала — не нашла и говорит Ивану-царевичу:

— Ах, Иван-царевич, что же ты наделал! Если бы ты еще три дня подождал, я бы вечно твоею была. А теперь прощай, ищи меня за тридевять земель, за тридевять морей, в тридесятом царстве, в подсолнечном государстве, у Кощея Бессмертного. Как три пары железных сапог износишь, как три железных хлеба изгрызешь — только тогда и разыщешь меня…

Сказала, обернулась белой лебедью и улетела в окно.

Загоревал Иван-царевич. Снарядился, взял лук да стрелы, надел железные сапоги, положил в заплечный мешок три железных хлеба и пошел искать жену свою, Василису Премудрую.

Долго ли шел, коротко ли, близко ли, далеко ли — скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, — две пары железных сапог износил, два железных хлеба изгрыз, за третий принялся. И повстречался ему тогда старый старик.

— Здравствуй, дедушка! — говорит Иван-царевич.

— Здравствуй, добрый молодец! Чего ищешь, куда путь держишь?

Рассказал Иван-царевич старику свое горе.

— Эх, Иван-царевич, — говорит старик, — зачем же ты лягушечью кожу спалил? Не ты ее надел, не тебе ее и снимать было!

Василиса Премудрая хитрей-мудрей отца своего, Кощея Бессмертного, уродилась, он за то разгневался на нее и приказал ей три года квакушею быть. Ну, да делать нечего, словами беды не поправишь. Вот тебе клубочек: куда он покатится, туда и ты иди.

Иван-царевич поблагодарил старика и пошел за клубочком.

Катится клубочек по высоким горам, катится по темным лесам, катится по зеленым лугам, катится по топким болотам, катится по глухим местам, а Иван-царевич все идет да идет за ним — не остановится на отдых ни на часок.

Шел-шел, третью пару железных сапог истер, третий железный хлеб изгрыз и пришел в дремучий бор. Попадается ему навстречу медведь.

Прицелился он, а медведь вдруг и говорит ему человеческим голосом:

— Не убивай меня, Иван-царевич! Когда-нибудь я пригожусь тебе.

Не тронул Иван-царевич медведя, пожалел, пошел дальше.

Идет он чистым полем, глядь — а над ним летит большой селезень.

Иван-царевич натянул лук, хотел было пустить в селезня острую стрелу, а селезень и говорит ему по-человечески:

— Не убивай меня, Иван-царевич! Будет время — я тебе пригожусь.

Пожалел Иван-царевич селезня — не тронул его, пошел дальше голодный.

Вдруг бежит навстречу ему косой заяц.

Натянул свой тугой лук, стал целиться, а заяц говорит ему человеческим голосом:

— Не губи меня, Иван-царевич! Будет время — я тебе пригожусь.

И его пожалел царевич, пошел дальше.

Вышел он к синему морю и видит: на берегу, на желтом песке, лежит щука-рыба. Говорит Иван-царевич:

— Ну, сейчас эту щуку съем! Мочи моей больше нет — так есть хочется!

— Ах, Иван-царевич, — молвила щука, — сжалься надо мной, не ешь меня, брось лучше в синее море!

Сжалился Иван-царевич над щукой, бросил ее в море, а сам пошел берегом за своим клубочком.

Долго ли, коротко ли — прикатился клубочек в лес, к избушке. Стоит та избушка на курьих ножках, кругом себя поворачивается.

— Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом!

Избушка по его слову повернулась к лесу задом, а к нему передом. Вошел Иван-царевич в избушку и видит: лежит на печи баба-яга — костяная нога. Увидела она царевича и говорит:

— Зачем ко мне пожаловал, добрый молодец? Волей или неволей?

— Ах, баба-яга — костяная нога, ты бы меня накормила прежде, напоила да в бане выпарила, тогда бы и выспрашивала!

— И то правда! — отвечает баба-яга.

Накормила она Ивана-царевича, напоила, в бане выпарила, а царевич рассказал ей, что он ищет жену свою, Василису Премудрую.

— Знаю, знаю! — говорит баба-яга. — Она теперь у злодея Кощея Бессмертного. Трудно будет ее достать, нелегко с Кощеем сладить: его ни стрелой, ни пулей не убьешь. Потому он никого и не боится.

— Да есть ли где его смерть?

— Его смерть — на конце иглы, та игла — в яйце, то яйцо — в утке, та утка — в зайце, тот заяц — в кованом ларце, а тот ларец — на вершине старого дуба. А дуб тот в дремучем лесу растет.

Рассказала баба-яга Ивану-царевичу, как к тому дубу пробраться. Поблагодарил ее царевич и пошел.

Долго он по дремучим лесам пробирался, в топях болотных вяз и пришел наконец к Кощееву дубу. Стоит тот дуб, вершиной в облака упирается, корни на сто верст в земле раскинул, ветками красное солнце закрыл. А на самой его вершине — кованый ларец.

Смотрит Иван-царевич на дуб и не знает, что ему делать, как ларец достать.

Только подумал, а медведь тут как тут: прибежал и выворотил дуб с корнями. Ларец упал с вершины и разбился на мелкие кусочки.

Выскочил из ларца заяц и пустился наутек.

Не успел подумать, а заяц тут как тут: догнал другого зайца, ухватил и разорвал пополам. Вылетела из того зайца утка и поднялась высоко-высоко в небо.

А уж селезень за уткой летит — прямо в голову клюет. Выронила утка яйцо, и упало то яйцо в синее море…

Загоревал Иван-царевич, стоит на берегу и говорит:

— Где-то моя щука? Она достала бы мне яйцо со дна морского!

Вдруг подплывает к берегу щука-рыба и держит в зубах яйцо.

Обрадовался царевич, разбил яйцо, достал иглу и отломил у нее кончик. И только отломил — умер Кощей Бессмертный, прахом рассыпался.

Пошел Иван-царевич в Кощеевы палаты. Вышла тут к нему Василиса Премудрая и говорит:

— Ну, Иван-царевич, сумел ты меня найти, теперь я весь век твоя буду!

Выбрал Иван-царевич лучшего скакуна из Кощеевой конюшни, сел на него с Василисой Премудрой и воротился в свое царство-государство.

Читайте также:

  
• Можно ли собирать семена с гибридов f1 помидор
  
• Томат озарк восход характеристика и описание сорта
  
• Как вырастить картофель в жарком климате
  
• Сколько хранятся щи в холодильнике из квашеной капусты
  
• Огурцы хрустики на зиму