На клумбах над пестрым ковром из разноцветных трав
Добавил пользователь Валентин П. Обновлено: 19.09.2024
Алгоритм постановки знаков препинания при однородных членах приложения:
Запятая между определениями не ставится
Светлица Бульбы
Светлица была убрана во вкусе того времени, о котором живые намёки остались только в песнях да в народных думах (…). Всё было чисто, вымазано цветной глиной. На стенах — сабли, нагайки, сетки для птиц, невода и ружья, хитро обделанный рог для пороха, золотая уздечка на коня и путы с серебряными бляхами. Окна в светлице были маленькие, с круглыми, тусклыми стёклами, какие встречаются ныне только в старинных церквах (…). На полках по углам стояли кувшины, бутылки и фляжки зелёного и синего стекла, резные серебряные кубки, позолоченные чарки всякой работы: венецейской, турецкой, черкесской, зашедшие в светлицу Бульбы всякими путями через третьи и четвёртые руки (…). Берестовые скамьи вокруг всей комнаты; огромный стол под образами в парадном углу, широкая печь с запечьями, уступами и выступами, покрытая цветными пёстрыми изразцами, — всё это было очень знакомо нашим двум молодцам, приходившим каждый год домой на каникулярное время.
Уже в первый год нашей жизни в Краснодоне мы начали приводить в порядок наш двор. Весной мы выходили копать цветочные клумбы и грядки для огорода. Олег с дядей Николаем посадили фруктовые деревья, кусты сирени и роз. Олег любил труд и приятную усталость от него. Он копал ямы, разрыхлял землю, удобрял её навозом. Пот градом катился у него по лицу, но он весело шутил с дядей, мечтал о будущем урожае, о первом яблоке на дереве.
Никогда не лень было ему работать в Саду и в огороде. Он помогал нам рассаживать на клумбах цветы, а на грядках — капусту и помидоры.
На нашем огороде росли и огурцы, и редис, и лук, и помидоры, и картофель, а над оградой высились золотые головки подсолнухов.
Слово о Волге
О, как ты сердцу дорога,
текущая сквозь годы!
Величие твоих трудов —
судьбы твоей основа.
Бессмертье старых городов.
И вдохновенье новых.
И сквозь столетья —
И ярость грозных споров.
И гибель тех, кто посягнуть посмел
на синь просторов.
И тишина. И гул работ.
И песня вдаль идущих.
И синих плёсов поворот
к сиянью дней грядущих.
Вольна, безбрежно широка,
несёшь бессонно грузы,
как бы в грядущие века
Яков Белинский (71 слов)
Родине
Спасибо тебе за моря и за сушу,
За воздух кристальный, за солнечный снег.
За то, что любовью наполнила душу
И сердце моё полонила навек.
В счастливом единстве
с землёю огромной —
И радость моя, и моё торжество.
прихожусь тебе кровной:
Меня возвышает такое родство.
Светло и отрадно от шири открытой!
Равнины, тайга и седой океан.
И алой звездою над нашей орбитой —
Мой путь предначертан и день осиян.
Спасибо за подлинность
За всё, что исполнилось,
И тысячи раз повторённое слово
Опять и опять созревает в груди.
Дорожки сада были усыпаны ровным крупным гравием, хрустевшим под ногами, а с боков обставлены большими розовыми раковинами. На клумбах, над пёстрым ковром из разноцветных трав, возвышались диковинные цветы, от которых сладко благоухал воздух. В водоёмах журчала и плескалась прозрачная вода; из красивых ваз, висевших в воздухе между деревьями, спускались гирляндами вниз вьющиеся растения, а перед домом, на мраморных столбах, стояли два блестящих зеркальных шара, в которых странствующая труппа отразилась вверх ногами, в смешном, изогнутом и растянутом виде.
Перед балконом была большая утоптанная площадка. Сергей расстелил на ней свой коврик, а дедушка, установив шарманку на палке, уже приготовился вертеть ручку, как вдруг неожиданное и странное зрелище привлекло их внимание.
На террасу из внутренних комнат выскочил, издавая пронзительные крики, мальчик лет восьми или десяти. Он был в лёгком матросском костюмчике, с обнажёнными руками и голыми, коленками. Белокурые волосы, все в крупных локонах, растрепались у него небрежно по плечам. Следом за мальчиком выбежало ещё шесть человек: две женщины в фартуках; старый толстый лакей во фраке, без усов и без бороды, но с длинными седыми бакенбардами; сухопарая, рыжая, красноволосая девица в синем клетчатом платье; молодая, болезненного вида, но очень красивая дама в кружевном голубом капоте и, наконец, толстый лысый господин в чесучовой паре и в золотых очках. Все они были сильно встревожены, махали руками, говорили громко и даже толкали друг друга. Сразу можно было догадаться, что причиной их беспокойства является мальчик в матросском костюме, так внезапно вылетевший на террасу.
Не позволяй душе лениться!
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!
Гони её от дома к дому,
Тащи с этапа на этап,
По пустырю, по бурелому,
Через сугроб, через ухаб!
Не разрешай ей спать в постели
При свете утренней звезды,
Держи лентяйку в чёрном теле
И не снимай с неё узды!
Коль дать ей вздумаешь поблажку,
Освобождая от работ,
Она последнюю рубашку
С тебя без жалости сорвёт.
А ты хватай её за плечи,
Учи и мучай дотемна.
Чтоб жить с тобой по-человечьи
Училась заново она.
Она — рабыня и царица,
Она — работница и дочь,
Она обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!
С моря дул влажный, холодный ветер, разнося по степи задумчивую мелодию плеска набегавшей на берег волны и шелеста прибрежных кустов. Изредка его порывы приносили с собой сморщенные жёлтые листья и бросали их в костёр, раздувая пламя; окружавшая нас мгла осенней ночи вздрагивала и, пугливо отодвигаясь, открывала на миг слева — безграничную степь, справа — бесконечное море и прямо против меня фигуру Макара Чудры, старого цыгана, — он сторожил коней своего табора, раскинутого шагах в пятидесяти от нас.
… Ветер выл жалобно и тихо, во тьме ржали кони, из табора плыла нежная и страстная песня- думка. Это пела красавица Нонка, дочь Макара. Я узнал её голос густого грудного тембра, всегда как-то странно, недовольно и требовательно звучавший… На её смуглом, матовом лице замерла надменность царицы, а в подёрнутых какой-то тенью темно-карих глазах сверкало сознание неотразимости её красоты и презрение ко всему, что не она сама.
1. Мне попалась какая-то неторная, заросшая дорожка. 2. Небольшая ночная птица (…) почти наткнулась на меня и пугливо нырнула в сторону. 3. Я (…) остановился в третий раз и вопросительно посмотрел на свою английскую желто-пегую собаку. 4. Я отчаянно устремился вперёд (…), обогнул бугор и очутился в неглубокой, кругом распаханной лощине; (…) на дне её торчало стоймя несколько больших белых камней. 5. Две большие, белые, лохматые собаки с злобным лаем бросились на меня. 6. Детские звонкие голоса раздавались вокруг огней. 7. В жаркую летнюю пору лошадей выгоняют у нас на ночь кормиться в поле. 8. Тёмное, чистое небо торжественно и необъятно высоко стояло над нами со всем своим таинственным великолепием. Сладко стеснялась грудь, вдыхая тот особенный, томительный и свежий запах — запах русской летней ночи.
Они давно уже вышли через калитку из пределов Учхоза и теперь брели по каким-то межам среди каких-то пашен к чернеющему институтcкому парку, заходили ему в тыл. Елена Владимировна шла впереди, иногда оборачивалась к нему и предлагала очередную ботаническую загадку, и он, роняя удивляющие её безошибочные ответы, любовался ею, её особенной женской мощью, которая так и заявляла о себе. Это была маленькая весёлая недоступная крепость. Лишь взглянув на эту девушку в очках, мужчина должен был отступить, угадав в её натуре требования, соответствовать которым в состоянии далеко не всякий. Она все время двигалась в чуть заметном танце, в безоблачной меняющейся игре, и её пальцы й все прекрасные узости фигуры в сером подпоясанном халатике непрерывно писали тексты, читать которые дано не каждому. Он ещё вчера, с первых же минут навсегда отказался говорить ей безответственные приятности, которые, как цветы, принято подносить женщинам. Строжайшее предупреждение на этот счёт прочитал он в её сдвинутых чёрных бровях. В них и была вся сила. И сегодня эти брови хоть и разошлись, но всё время были готовы к жестокой расправе.
Михаил Филипченко - Сборник диктантов по русскому языку для 5-11 классов краткое содержание
Собранные в книге диктанты по русскому языку адресованы учащимся с 5 по 11 классы различных учебных заведений. Диктанты разбиты на группы по возрасту учеников и цели: орфографические, пунктуационные, комплексные. Сборник предназначен для тех, кто обучает русскому языку на всех уровнях (в школе, колледже, лицее, вузе), для всех, кого интересует самобытность русского языка и волнует его судьба; подобранные тексты служат для закрепления навыков правописания, проверки степени их сформированности и усвоения. Издание поможет систематизировать знания, полученные на уроках, подготовиться к сдаче экзаменов, оно может быть использовано преподавателем на занятиях, для самостоятельной работы, на всех уровнях изучения русского языка – в средней школе, колледже, лицее, слушателями подготовительных отделений вузов и т. д.
Сборник диктантов по русскому языку для 5-11 классов - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Сборник диктантов по русскому языку для 5-11 классов - читать книгу онлайн бесплатно, автор Михаил Филипченко
Верблюд – иноходец, его шаг отрегулирован так, что он одновременно выносит вперед конечности, расположенные по одну сторону тела. Такая ходьба и позволяет ему поддерживать постоянную скорость на больших расстояниях – до 80–90 километров в день.
Это животное прекрасно приспособлено к жизни в пустынях и степях. Густая шерсть надежно защищает от ночных холодов и полуденного зноя. Верблюд нетребователен к пище, порой на пастбищах трудно найти что-либо, кроме колючек и солянок, но они-то и составляют основу его питания.
Был произведен такой подсчет: на одном из участков пустыни было выявлено 290 видов обитающих там растений. Из них верблюд употребляет 161 вид (сочные, нежные растения съедает полностью, у грубых – листья и верхушки), крупный рогатый скот – 68.
По нескольку дней верблюд может не пить, а это в условиях безводья немаловажно. Спокойно пасется или шагает с грузом по раскаленному, пышущему жаром песчаному бархану, практически не утопая в сыпучем песке. Его раздвоенные копыта очень широки, ступни же защищены эластичной мозолистой подушкой. По этому признаку верблюдов и лам – жителей высокогорий Южной Америки – зоологи объединили в один отряд – мозоленогие.
(По И. Константинову)
Я думал, что я должен непременно написать свою повесть, или, лучше сказать, – свою исповедь. Мне это кажется вовсе не потому, чтобы я находил свою жизнь особенно интересною и назидательною. Совсем нет: истории, подобные моей, по частям встречаются во множестве современных романов – и я, может быть, в значении интереса новизны не расскажу ничего такого нового, чего бы не знал или даже не видал читатель, но я буду рассказывать все это не так, как рассказывается в романах, – и это, мне кажется, может составить некоторый интерес, и даже, пожалуй, новость, и даже назидание.
Я не стану усекать одних и раздувать значение других событий: меня к тому не вынуждает искусственная и неестественная форма романа, требующая закругления фабулы и сосредоточения всего около главного центра. В жизни так не бывает. Жизнь человека идет, как развивающаяся со скалки хартия, и я ее так просто и буду развивать лентою в предлагаемых мною записках. Кроме того, здесь, может быть, представит некоторый интерес, что эти записки писаны человеком, который не будет жить в то время, когда его записки могут быть доступны для чтения. Автор уже теперь стоит выше всех предрассудков или предвзятых задач всяких партий и направлений и ни с кем не хочет заигрывать, а это, надеюсь, встречается не часто. Я начну свою повесть с детства, с самых первых своих воспоминаний: иначе нельзя. Англичане это прекрасно поняли и давно для осязательного изображения характеров и духа человека начинают свои романы с детства героев и героинь. Ребенок есть тот человек в миниатюре, которая все увеличивается.
Дорожки сада были усыпаны ровным крупным гравием, хрустевшим под ногами, а с боков обставлены большими розовыми раковинами. На клумбах, над пестрым ковром из разноцветных трав, возвышались диковинные цветы, от которых сладко благоухал воздух. В водоемах журчала и плескалась прозрачная вода; из красивых ваз, висевших в воздухе между деревьями, спускались гирляндами вниз вьющиеся растения, а перед домом, на мраморных столбах, стояли два блестящих зеркальных шара, в которых странствующая труппа отразилась вверх ногами, в смешном, изогнутом и растянутом виде.
Перед балконом была большая утоптанная площадка. Сергей расстелил на ней свой коврик, а дедушка, установив шарманку на палке, уже приготовился вертеть ручку, как вдруг неожиданное и странное зрелище привлекло их внимание.
На террасу из внутренних комнат выскочил, издавая пронзительные крики, мальчик лет восьми или десяти. Он был в легком матросском костюмчике, с обнаженными руками и голыми коленками. Белокурые волосы, все в крупных локонах, растрепались у него небрежно по плечам. Следом за мальчиком выбежало еще шесть человек: две женщины в фартуках; старый толстый лакей во фраке, без усов и без бороды, но с длинными седыми бакенбардами; сухопарая, рыжая, красноволосая девица в синем клетчатом платье; молодая, болезненного вида, но очень красивая дама в кружевном голубом капоте и, наконец, толстый лысый господин в чесучовой паре и в золотых очках. Все они были сильно встревожены, махали руками, говорили громко и даже толкали друг друга. Сразу можно было догадаться, что причиной их беспокойства является мальчик в матросском костюме, так внезапно вылетевший на террасу.
От каменной пристани, ступени которой спускались прямо в воду, начинался город европейскими гостиницами и ресторанами. Здесь, на широких улицах, наряду с японцами, наряженными в национальные костюмы-кимоно, встречались англичане, немцы, французы, русские. Слышался разноязычный говор. А дальше, за европейским кварталом, плотно прижались друг к другу японские домики, деревянные, легкие, не больше как в два этажа, причем верхний этаж приспособлен для жилья, нижний – для торговли. Передние стены магазинов на день раздвинуты, и можно, не читая вывесок, видеть, чем в них торгуют: черепаховыми изделиями, узорчатыми веерами, изящным японским фарфором. Создавалось впечатление, как будто гуляешь не по узким улицам, а в павильоне, и рассматриваешь выставку японской продукции.
На звуки музыки шли иностранные моряки, прибывшие сюда из-за далеких морей и океанов, загорелые, обвеянные ветрами всех географических широт. Особенно разгулялись на радости некоторые русские, как офицеры, так и нижние чины, только что переставшие быть пленниками. Их можно было узнать издали: они пели песни, радовались, словно наступила для них масленая неделя, разъезжали на рикшах.
Меня удивляли японцы: я не встречал опечаленных и угрюмых лиц ни у мужчин, ни у женщин. Казалось, что они всегда жизнерадостны, словно всем им живется отлично и все они довольны и государством, и самими собою, и своим социальным положением. На самом же деле японское население жило в большой бедности, но искусно скрывало это. Точно так же ошибочно было бы предположить, судя по их чрезмерной вежливости, выработанной веками, что они представляют собою самый мирный народ на свете.
(По А. Новикову-Прибою)
В последнюю летнюю ночь, после жаркого бездождья, приглушенно рокоча, играя багровыми сполохами, без ветра проплыла из-за Дона туча-великан и разразилась грозовым ливнем. Утро нового дня проснулось по-летнему теплым, но по-осеннему туманным. На каждой травинке, на листьях деревьев, на сосновых иглах и кончиках шишек повисли тяжелые чистые капли. И, не спускаясь к лужам, пили воду тех капель лесные птицы, тихонько перекликаясь друг с другом.
Читайте также: