Да неужели в самом деле семена посадят
Добавил пользователь Алексей Ф. Обновлено: 18.09.2024
- О, молчите, молчите! - вскрикнула Соня, всплеснув руками. - От бога вы отошли, и бог вас поразил, дьяволу предал.
- Кстати, Соня, это когда я в темноте-то лежал и мне все представлялось, это ведь дьявол смущал меня? а?
- Молчите! Не смейтесь, богохульник, ничего, ничего-то вы не понимаете! О господи! Ничего-то, ничего-то он не поймет!
- Молчи, Соня, я совсем не смеюсь, я ведь и сам знаю, что меня черт тащил. Молчи, Соня, молчи! - повторил он мрачно и настойчиво. - Я все знаю. Все это я уже передумал и перешептал себе, когда лежал тогда в темноте. Все это я сам с собой переспорил, до последней малейшей черты, и все знаю, все! И так надоела, так надоела мне тогда вся эта болтовня! Я все хотел забыть и вновь начать, Соня, и перестать болтать! И неужели ты думаешь, что я как дурак пошел, очертя голову? Я пошел как умник, и это-то меня и сгубило! И неужель ты думаешь, что я не знал, например, хоть того, что если уж начал я себя спрашивать и допрашивать: имею ль я право власть иметь? - то, стало быть, не имею права власть иметь. Или что если задаю вопрос: вошь ли человек? - то, стало быть, уж не вошь человек для меня, а вошь для того, кому этого и в голову не заходит и кто прямо без вопросов идет. Уж если я столько дней промучился: пошел ли бы Наполеон или нет? - так ведь уж ясно чувствовал, что я не Наполеон. Всю, всю муку всей этой болтовни я выдержал, Соня, и всю ее с плеч стряхнуть пожелал: я захотел, Соня, убить без казуистики, убить для себя, для себя одного! Я лгать не хотел в этом даже себе! Не для того, чтобы матери помочь, я убил - вздор! Не для того я убил, чтобы, получив средства и власть, сделаться благодетелем человечества. Вздор! Я просто убил; для себя убил, для себя одного: а там стал ли бы я чьим-нибудь благодетелем или всю жизнь, как паук, ловил бы всех в паутину и их всех живые соки высасывал, мне, в ту минуту, все равно должно было быть. И не деньги, главное, нужны мне были, Соня, когда я убил; не столько деньги нужны были, как другое. Я это все теперь знаю. Пойми меня: может быть, тою же дорогой идя, я уже никогда более не повторил бы убийства. Мне другое надо было узнать, другое толкало меня под руки: мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу! Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею.
- Убивать? Убивать-то право имеете? - всплеснула руками Соня.
- Э-эх, Соня! - вскрикнул он раздражительно, хотел было что-то ей возразить, но презрительно замолчал. - Не прерывай меня, Соня! Я хотел тебе только одно доказать: что черт-то меня тогда потащил, а уж после того мне объяснил, что не имел я права туда ходить, потому что я такая же точно вошь, как и все! Насмеялся он надо мной, вот я к тебе и пришел теперь! Принимай гостя! Если б я не вошь был, то пришел ли бы я к тебе? Слушай, когда я тогда к старухе ходил, я только попробовать сходил. Так и знай!
- Да ведь как убил-то? Разве так убивают? Разве так идут убивать, как я тогда шел! Я тебе когда-нибудь расскажу, как я шел. Разве я старушонку убил? Я себя убил, а не старушонку! Тут так-таки разом и ухлопал себя, навеки. А старушонку эту черт убил, а не я. Довольно, довольно, Соня, довольно! Оставь меня, - вскричал он вдруг в судорожной тоске, - оставь меня!
Он облокотился на колена и, как в клещах, стиснул себе ладонями голову.
- Экое страдание! - вырвался мучительный вопль у Сони.
- Ну, что теперь делать, говори! - спросил он, вдруг подняв голову и с безобразно искаженным от отчаяния лицом смотря на нее.
- Что делать! - воскликнула она, вдруг вскочив с места, и глаза ее, доселе полные слез, вдруг засверкали. - Встань! (Она схватила его за плечо; он приподнялся, смотря на нее почти в изумлении.) Поди сейчас, сию же минуту, стань на перекрестке, поклонись, поцелуй сначала землю, которую ты осквернил, а потом поклонись всему свету, на все четыре стороны, и скажи всем, вслух: "Я убил!" Тогда бог опять тебе жизни пошлет. Пойдешь? Пойдешь? - спрашивала она его, вся дрожа, точно в припадке, схватив его за обе руки, крепко стиснув их в своих руках и смотря на него огневым взглядом.
Он изумился и был даже поражен ее внезапным восторгом.
- Это ты про каторгу, что ли, Соня? Донести, что ль, на себя надо? - спросил он мрачно.
- Страдание принять и искупить себя им, вот что надо.
- Нет! Не пойду я к ним, Соня.
- А жить-то, жить-то как будешь? Жить-то с чем будешь? - восклицала Соня. - Разве это теперь возможно? Ну как ты с матерью будешь говорить? (О, с ними-то, с ними-то что теперь будет!) Да что я! Ведь ты уж бросил мать и сестру. Вот ведь уж бросил же, бросил. О господи! - вскрикнула она, - ведь он уже это все знает сам! Ну как же, как же без человека-то прожить! Что с тобой теперь будет!
- Не будь ребенком, Соня, - тихо проговорил он. - В чем я виноват перед ними? Зачем пойду? Что им скажу? Все это один только призрак. Они сами миллионами людей изводят, да еще за добродетель почитают. Плуты и подлецы они, Соня. Не пойду. И что я скажу: что убил, а денег взять не посмел, под камень спрятал? - прибавил он с едкою усмешкой. - Так ведь они же надо мной сами смеяться будут, скажут: дурак, что не взял. Трус и дурак! Ничего, ничего не поймут они, Соня, и недостойны понять. Зачем я пойду? Не пойду. Не будь ребенком, Соня.
- Замучаешься, замучаешься, - повторяла она, в отчаянной мольбе простирая к нему руки.
- Я, может, на себя еще наклепал, - мрачно заметил он, как бы в задумчивости, - может, я еще человек, а не вошь и поторопился себя осудить. Я еще поборюсь.
Надменная усмешка выдавливалась на губах его.
- Этакую-то муку нести! Да ведь целую жизнь, целую жизнь.
- Привыкну. - проговорил он угрюмо и вдумчиво. - Слушай, - начал он через минуту, - полно плакать, пора о деле: я пришел тебе сказать, что меня теперь ищут, ловят.
- Ах, - вскрикнула Соня испуганно.
- Ну что же ты вскрикнула! Сама желаешь, чтоб я в каторгу пошел, а теперь испугалась? Только вот что: я им не дамся. Я еще с ними поборюсь, и ничего не сделают. Нет у них настоящих улик. Вчера я был в большой опасности и думал, что уж погиб; сегодня же дело поправилось. Все улики их о двух концах, то есть их обвинения я в свою же пользу могу обратить, понимаешь? и обращу; потому я теперь научился. Но в острог меня посадят наверно. Если бы не один случай, то, может, и сегодня бы посадили, наверно даже, может, еще и посадят сегодня. Только это ничего, Соня: посижу, да и выпустят. потому нет у них ни одного настоящего доказательства и не будет, слово даю. А с тем, что у них есть, нельзя упечь человека. Ну, довольно. Я только, чтобы ты знала. С сестрой и матерью я постараюсь как-нибудь так сделать, чтоб их разуверить и не испугать. Сестра теперь, впрочем, кажется, обеспечена. стало быть, и мать. Ну, вот и все. Будь, впрочем, осторожна. Будешь ко мне в острог ходить, когда я буду сидеть?
Оба сидели рядом, грустные и убитые, как бы после бури выброшенные на пустой берег одни. Он смотрел на Соню и чувствовал, как много на нем было ее любви, и странно, ему стало вдруг тяжело и больно, что его так любят. Да, это было странное и ужасное ощущение! Идя к Соне, он чувствовал, что в ней вся его надежда и весь исход; он думал сложить хоть часть своих мук, и вдруг, теперь, когда все сердце ее обратилось к нему, он вдруг почувствовал и сознал, что он стал беспримерно несчастнее, чем был прежде.
- Соня, - сказал он, - уж лучше не ходи ко мне, когда я буду в остроге сидеть.
Соня не ответила, она плакала. Прошло несколько минут.
- Есть на тебе крест? - вдруг неожиданно спросила она, точно вдруг вспомнила.
Он сначала не понял вопроса.
- Нет, ведь нет? На, возьми вот этот, кипарисный. У меня другой остался, медный, Лизаветин. Мы с Лизаветой крестами поменялись, она мне свой крест, а я ей свой образок дала. Я теперь Лизаветин стану носить, а этот тебе. Возьми. ведь мой! Ведь мой! - упрашивала она. - Вместе ведь страдать пойдем, вместе и крест понесем.
- Дай! - сказал Раскольников. Ему не хотелось ее огорчить. Но он тотчас же отдернул протянутую за крестом руку.
- Не теперь, Соня. Лучше потом, - прибавил он, чтоб ее успокоить.
- Да, да, лучше, лучше, - подхватила она с увлечением, - как пойдешь на страдание, тогда и наденешь. Придешь ко мне, я надену на тебя, помолимся и пойдем.
В это мгновение кто-то три раза стукнул в дверь.
- Софья Семеновна, можно к вам? - послышался чей-то очень знакомый вежливый голос.
Соня бросилась к дверям в испуге. Белокурая физиономия господина Лебезятникова заглянула в комнату.
Лебезятников имел вид встревоженный.
- Я к вам, Софья Семеновна. Извините. Я так и думал, что вас застану, - обратился он вдруг к Раскольникову, - то есть я ничего не думал. в этом роде. но я именно думал. Там у нас Катерина Ивановна с ума сошла, - отрезал он вдруг Соне, бросив Раскольникова.
- То есть оно, по крайней мере, так кажется. Впрочем. Мы там не знаем, что и делать, вот что-с! Воротилась она - ее откуда-то, кажется, выгнали, может, и прибили. по крайней мере, так кажется. Она бегала к начальнику Семена Захарыча, дома не застала; он обедал у какого-то тоже генерала. Вообразите, она махнула туда, где обедали. к этому другому генералу, и, вообразите, - таки настояла, вызвала начальника Семена Захарыча, да, кажется, еще из-за стола. Можете представить, что там вышло. Ее, разумеется, выгнали; а она рассказывает, что она сама его обругала и чем-то в него пустила. Это можно даже предположить. как ее не взяли - не понимаю! Теперь она всем рассказывает, и Амалии Ивановне, только трудно понять, кричит и бьется. Ах да: она говорит и кричит, что так как ее все теперь бросили, то она возьмет детей и пойдет на улицу, шарманку носить, а дети будут петь и плясать, и она тоже, и деньги собирать, и каждый день под окно к генералу ходить. "Пусть, говорит, видят, как благородные дети чиновного отца по улицам нищими ходят!" Детей всех бьет, те плачут. Леню учит петь "Хуторок", мальчика плясать, Полину Михайловну тоже, рвет все платья; делает им какие-то шапочки, как актерам; сама хочет таз нести, чтобы колотить, вместо музыки. Ничего не слушает. Вообразите, как же это? Это уж просто нельзя!
Каждый дачник мечтает о хорошем урожае, но вырастить его могут помешать потусторонние силы. Всем известно, что зависть — страшная сила, от которой нужно беречься. То же касается и собственного огорода. Ведь завистливые соседи могут навредить, и тогда обильного урожая можно будет не ждать. Вот как уберечь свой огород от сглаза и другой потусторонней напасти.
6 народных правил, как сохранить огород от сглаза
Посеять на самом видном месте космею.
Зарыть маленькие зеркальца в углах участка.
Поставить пугало без лица — не рисовать и не изображать его.
Добавить осиновые прутики или колья в ограду.
Завязать красную тесьму на заборе.
Поставить метлу прутьями вверх при входе в огород.
Не стоит показывать свои грядки соседям
Многие замечают, как после восторженных соседских возгласов о том, какой у вас богатый и пышный урожай, растения вскоре вянут и чахнут. С этим хоть раз сталкивался любой дачник. Еще вчера благоухающие перцы, томаты и огурцы начинают гибнуть без видимой причины, плоды опадают, кусты сохнут. Это работа потусторонних сил, а именно зависти.
Не нужно угощать соседей овощами и фруктами со своего участка
Здесь та же история — только вы угостили соседку яблоками, как дерево на следующий год перестало плодоносить. Такие случаи нередки, а причина одна — зависть и темные мысли. И это даже может быть не по вине соседей, они могли рассказать кому-то еще о ваших чудесных яблоках, а завистников вокруг всегда немало.
Если даже соседи просят попробовать что-то с ваших кустов или деревьев — тактично откажите. Даже приличные доброжелательные с виду люди могут стать источником подсознательной зависти и проблем для вас. Лучше пригласите соседей домой на чашку чая с пирогом, а не на экскурсию по участку.
Есть особый оберег для тех, кто хочет иметь со своих грядок максимальный урожай. Как только взошло солнце, поставьте два острых ножа диагонально, по самую рукоятку воткнув в землю. Лезвия при этом должны быть направлены навстречу друг другу. Никакая злая сила не сможет испортить вам огородный сезон.
История с ковид – операцией действительно слишком затянулась, а самый плохой её вариант заключается в том, что она рассчитана на неопределённо долгое время из-за решения каких-то сил держать людей в подчинении и страхе. Только страх этот нагнетается искусственно и это видно по ежедневным информационным потокам, льющихся с телеэкранов.
Я называю этот процесс операцией (даже спецоперацией) потому, что как бы мне не хотелось прислушаться к нашим властям и поверить в опасность исходящую от вируса Ковид-19, ничего не получается. Даже не смотря на то, что многие люди мучаются и умирают от этой заразы, вопросов не становится меньше.
Приписываю свои сомнения одной простой вещи: моя информационная среда гораздо шире той, которой пользуется большинство наших людей. В основном это, конечно, телевидение. Молодёжь, хотя и проводит много времени в интернете, но их больше интересуют другие проблемы, как правило, развлечения и знакомства. Поэтому считаю важным поделиться тем, что известно мне.
И здесь нужно понимать простую вещь, что любая физическая сущность, как бы феноменально быстро она не могла передвигаться, мгновенно это сделать не может. Ей просто не позволит этого её материальная физическая природа. Таким свойством обладает только то, что имеет отношение к пространству метафизическому (эфиру), в котором распространяются духовные сущности, в том числе и мысли. Они-то и пронизывают пространство мгновенно.
- Это не конспирология и, даже не заговор, в который сама я никогда не верила, просто так работают в человечестве духовные законы. О них большинство наших людей, воспитанных на идеологии марксизма-ленинизма, ничего знать не хочет. Тем не менее, всё то, чего мы не можем понять в действиях наших властей, происходит именно на духовном уровне, там где проявляет себя сознание.
Во-вторых, можно уже сейчас проверить статус этой ковидной истории и убедиться, что проводится спецоперация. Её катализатором является страх. Власть боится разоблачения, боится того, что люди могут узнать совсем о других вещах, например о том, как можно через информационную зависимость загнать человека в капсулу страха и заставить его подчиняться любой глупости, а детей посадить на цифровой наркотик. Я даже не беру это словосочетание в кавычки, потому, что это так и есть (Читайте об этом статью). Сейчас власти делают всё, чтобы держать народ в неведении, а значит в подчинении страху от угрозы, которой не существует.
Именно поэтому людям устраивают информационную блокаду.
Это не цензура, а именно блокада информации, не допущение её в самое широкое информационное поле (телевидение), которым пользуются все. Если в сети интернет ещё как-то можно узнать альтернативное мнение учёных о ковид – проблеме, то телевидение этой проблемы боится коснуться, поскольку владельцы каналов (особенно государственных), наверняка на этой теме завязаны. Страх разоблачения не даёт им возможность предоставить эфирное время для широкого обсуждения учёным сообществом этой острой темы, поскольку мнения среди них разделились.
Каждый из нас может подключиться к этому требованию и подписать его. В нём заявлена не только наша гражданская позиция, но и право знать правду. Информация, которую недополучают люди, может оказаться для них жизненно важной. Хорошо, что ещё есть те, кто помогает нам собраться вместе и отстаивать свои права и свободы.
Шанс, что нас услышат и проведут эту дискуссию, очень маленький, но и его не следует упускать, потому что результаты всякой борьбы с незаконными действиями властей во многом зависят от каждого человека.
Подключайтесь, пишите и не унывайте. Правда должна быть доступна всем и наша задача помочь ей придти к людям.
Президент поставил перед российскими аграриями весьма амбициозную задачу: за ближайшие 4 года так отладить сельское хозяйство, чтобы поставлять на мировые рынки продовольствия больше, чем ввозится в страну. Выращивать зерно, овощи, сою мы научились. Проблема в другом - Россия по-прежнему испытывает проблемы с семенами. Их импорт по некоторым культурам составляет 90%!
Что посеем и что пожнём?
Мутные 90-е ещё долго будут аукаться нашей экономике. В те годы не только банкротили предприятия, делили нефтяные скважины и порты - под откос была пущена и отрасль семеноводства.
Свёкла-иностранка
10 лет - на 1 сорт
В Иркутской области собственных семян овощей практически не производят, как не выводят и новых сортов. Единственное учреждение, которое занимается овощами, - Сибирский институт физиологии и биохимии растений СО РАН (СИФИБР СО РАН), и то выводит он только гибриды томатов. Зато с отечественными семенами зерновых, зернобобовых, кормовых культур в Приангарье проблем нет. Тулунская селекционная станция была основана ещё в 1907 г. За свою столетнюю жизнь станция вывела и районировала 78 сортов сельхозкультур, а за несколько последних лет здесь создали три новых высокоурожайных и адаптированных к условиям Сибири сорта ячменя, один сорт гороха, два сорта пшеницы. Вообще же, по информации Минсельхоза области, сейчас в регионе сертифицировано 20 семеноводческих хозяйств, все занимаются в основном зерном. Под урожай 2018 г. они подготовили 18,5 тыс. т элитных и оригинальных семян зерновых и зернобобовых культур.
Китайский фактор
В последние годы у южноуральских фермеров появились новые конкуренты - китайцы, разбившие тысячи теплиц на местных землях. И правила игры у них свои.
Как сохранить что имели?
Позарились на землю
- По некоторым культурам ситуация действительно очень тревожная. А до 80% семян сахарной свёклы импортные. Связано это с тем, что у нас в должной мере не освоены технологии производства гранулированных семян, которым не страшны погодные капризы. Бизнес же (а выращиванием сахарной свёклы у нас занимаются именно большие бизнес-структуры) интересует эффективность. Поэтому наши крупные агробизнесмены предпочитают закупать дражированные семена за рубежом. Выход? Развитие собственных технологий. Для этого необходимы регулярные финансовые вложения, которые у нас, к сожалению, не делаются. Прежде всего - вложения в науку.
К счастью, есть в кого вкладываться. Семеноводы у нас замечательные. Например, Баграт Сандухадзе в НИИ центральных районов Нечернозёмной зоны, который вывел пшеницу с урожайностью 400 центнеров с гектара, - поверьте, это очень много. Сортами этого института решена проблема производства хлеба в центральных районах Нечернозёмной зоны. Но! У учёных отнимают землю под застройку. И как дальше работать институту, который в своё время решил проблему хлеба в разрушенных войной областях?
Таких примеров по стране много. Ведь почти все подобные НИИ создавались ещё в советские времена. Тогда их строили рядом с городами. Теперь города разрослись, и эти опытные делянки превратились в лакомые куски для застройщиков. В Европе и США подобную проблему решили так: землю объявили собственностью институтов без права продажи. На гектары с таким обременением, пусть они хоть трижды золотые, никто никогда не посягнёт.
Ещё одна серьёзнейшая проблема - кадры. Молодых учёных-семеноводов можно по пальцам пересчитать, большинству же - за 60 лет. А это критический момент, сопряжённый с освоением новых технологий.
Огурец с сомнительной репутацией
Так что вопрос контроля за рынком семеноводства открыт. Объём этого рынка - миллиарды рублей. Так что необходима государственная воля в этом вопросе. У нас ведь личные подсобные хозяйства, эти 6-соточные огороды, власть не рассматривает как продовольственный ресурс. И напрасно! В начале 2000-х рынок заполнил дешёвый импорт - мясо, фрукты, овощи, и люди на своих сотках в основном цветы выращивали. А теперь рынок семян цветов снова уступил место рынку семян овощей, народ на землю возвращается. Человек хочет есть то, что сам вырастил без нитратов-нитритов. Да и фальсификата на сельхозрынках - море. Один лишь пример: на рынке вдруг начали продавать огурцы от Тимирязевской академии: мол, это новый бренд. Но у нас там лишь две учебные теплицы есть! Так что порядок нужно наводить. И чем быстрее, тем лучше.
Мутанты на грядках
В своё время много шума наделало заявление представителей зернового бизнеса о том, что в России масса земель уже засеяна ГМ-соей. Действительно ли наши земли беззащитны перед трансгенными семенами?
Неприятная история произошла с ГМ-картофелем: семенные клубни украли с испытательного полигона и продавали на рынках Подмосковья. Но подобный семенной материал быстро вырождается, и сегодня об украденном ГМ-картофеле можно забыть.
Читайте также: